Марья Ивановна дала задание ученикам составить рассказ со словом "ананас".
Машенька:
— Папа получил зарплату, купил ананас. Мы его дружно поели — он был очень вкусный.
Петенька:
— Папа получил аванс, вместе с фруктами купил и ананас. Это было объедение.
Вовочка:
— Папа получил зарплату — всю пропил, А НА НАС Х*Й ЗАБИЛ.
Бабушка читает внучке сказку:
— Вот видишь внученька — волк съел овечку, потому что она была непослушной...
— А если бы она была послушной — то её бы съели люди — правда, бабуля?..
На уроке в школе:
— Дети, назовите зверя, с которым не cможет справиться человек в одиночку.
— Тигр! Лев! Слон!
— Правильно, дети. А что думает Вовочка?
— Песец, Марья Ивановна.
— Когда же с этим милым пушистым зверьком не cможет справиться человек?
— Когда песец — полный, Марья Ивановна.
День рождения был ближе и ближе, и самым сокровенным желанием мальчика было получить в этот день большую красную пожарную машину.
— О, Боже, — закричал он, ложась в постель накануне своего дня рождения, — пошли мне большую красную пожарную машину!
— Но, Донни, — заметила мать, — ты не должен так кричать. Бог не глухой, ты же это знаешь.
— Конечно, знаю, мама. Но зато наш папа плохо слышит.
Урок анатомии. Учительница просит ребят назвать часть тела важную и обосновать зачем это надо, почему человек без этого не может. Руку поднимает Машенька:
— Ноги, они нужны человеку чтобы передвигаться, ходит в школу, например, или убегать от врагов!
— Молодец Машенька, садись пять!
Руку тянет Коля:
— Руки, они нужны людям что бы строить дома, печь хлеб, без рук человек не может!
— Садись Коленька, молодец пять!
Тут Вовочка поднимает руку:
— Кожа!
— Правильно Вовочка, объясни зачем нужна кожа людям.
— Если бы у людей не было бы кожи, они свои яйца в руках бы носили!
В том холодном декабре далекого 1987 года, в затерянном в сибирской
глуши гарнизоне молодой солдат Мишка С., он же автор сего опуса,
отчаяно затосковал. Мне надоело. Надоело получать по наглой еврейской
морде от ротных дедов, получать жестко и систематично. Все это было
совсем и не из-за той самой морды, и даже не совсем из-за того, что был
я воином молодым, месяц назад прибывшем из уютной учебки, где гоняли
мало, кормили как на убой, а в казармах были паркетные полы и
раскаленные батареи. Проблема была в том, что прибыл я в часть с
принципами и иллюзиями. Принцип был прост, как солдатский сапог — я был
готов выполнять любую работу, включая мытье полов, но не прислуживать
сильным мира сего, то есть — не стирать чужое ХБ и ПШ, не подшивать
чужие подворотнички, не заправлять чужие постели и прочая и прочая...
Много обязанностей у молодого солдата, долог его рабочий день и рабочая
ночь не коротка. И вот от всего этого решил я отказаться в первый же
день. Тем более, что и иллюзии мои подталкивали меня на тот же скользкий
путь. Во-первых, я был уверен, что мой опыт уличных драк, несколько лет
занятий тривиальным боксом и солидная масса (жир и мышцы в соотношении
один к одному), помогут мне разъяснить свои принципы борцам за дедовские
идеалы. А, во-вторых, не сомневался я, что найдутся в части земляки,
земы, земели, которые впишутся за меня, замечательного, в трудную
минуту. И собирался я, как говорят у нас в Израиле, сплясать на двух
свадьбах. То есть в земляки я записал, разумеется, всех хохлов — а как
же, один язык, одни песни. Отец мой обожал украинский фольклор, напевал
в машине под нос "Горiла сосна й палала", а не ожидаемую "Хаву Нагилу"
или хотя бы Розенбаума.
Ну и, разумеется, ожидал я поддержки от своих, родных, маланцев носатых.

Облом меня ждал по всем пунктам. Габариты мои никого не впечатлили,
первый дед, посаженный мною на жопу, привел еще пяток плотных ребят,
которые отбуцали меня — мама не горюй. Я отбивался, но толку было мало,
совсем мало. Так они и подходили ко мне, раз в три-четыре дня, вежливо
спрашивали, не желает ли многоуважаемый гусь подшить усталому дедушке
подворотничок — и, получив отрицательный ответ, принимались за свое
нелегкое дело.
На Украинском фронте все выяснилось в первый же день — деды из
Ивано-Франковска гнобили духов из того же города особо изощренно, не
опускаясь до бесед на рiднiй мовi. Мда, было о чем задуматься.
Евреев же в роте было двое. Один — зачмореный дедушка, который вместе с
молодыми драил полы в казарме, и на мое появление в роте никак не
среагировал, не до меня ему было. А вот второй... С этого места,
пожалуйста, поподробнее. Находился он в командировке, вернуться должен
был в марте — но легенды о нем ходили по роте, от его имени содрогались
стены. По описанию, был это былинный молодец, Илья Муромец, Калев и Тиль
Уленшпигель в одном лице. Фамилия его была Шерман, а кликуха,
произносимая шепотом, — Шерхан. Его приезда я ждал, как еврей ждет
прихода Мессии — хотя жизнь моя в роте потихоньку стала налаживаться.
Меня приняли as is, то есть — с моими принципами. Тем более, что службу
я понимал, выше головы прыгнуть не пытался, да и надоели дедам эти бои -
каждый раз кто-нибудь из них получал если не по печени, то по почкам.
Ротный стал на них как-то нехорошо поглядывать. И, вообще, молодых в
роте хватало — так что меня просто оставили в покое.
И вот в один прекрасный день... О том, что Шерхан возвращается, узнали в
роте за два дня. Водку купили и спрятали в мастерских. Не хватало цветов
и духового оркестра. В роту он пошел не прямиком, а через кочегарку, где
вымылся под душем, побрызгался приличным одеколоном, переоделся во все
новое-нулевое и появился в роте расчетливо во время вечерней поверки,
как принц перед своими поддаными. Старшина торопливо дочитал поверку,
вольно, разойдись, и деды бросились к Шерхану, суетливо протягивали руки
для рукопожатия, а он стоял, величавый, как памятник Ильичу в
Кацапетовке. Такого еврея я не видел никогда до, и совсем немного раз
после — а уж в Израиле евреев хватает, поверьте мне. Ростом он был под
два метра, стройный, поджарый с холодным презрительным взглядом-скорее
похож на грузинского князя, чем на барнаульского маланца. Деды уволокли
его в проход, где немедленно появилась жареная картошечка, две мисочки
бациллы(ну-ка, молодые, угадайте, что это), та самая водовка, соленые
огурцы — и начался пир горой. А я лежал на своем втором ярусе и мечтал,
гусь лапчатый, как круто изменится моя жизнь. Говорил Шерхан мало, слова
взвешивал, бросал их в толпу в нужное время и в нужной интонации,
вызывая у слушателей именно те эмоции, которые и ожидал. Царь, калиф,
падишах.
Утром он подошел ко мне. Рота ушла на хоз. работы, а мы остались в
расположении — и это было естественно, ни старшина, ни ротный ни словом
не заикнулись, что не плохо бы на мороз, братцы-маланцы. Мы присели на
табуретки в Ленинской комнате, и Шерхан заговорил абсолютно по
человечески, это был обычный еврейский мальчик, только большой. Зовут
его Вовой. Его тоже забрали после первого курса, тоже политех, а тетя
его подала документы на выезд, говорят скоро начнут выпускать пачками,
конечно в Израиль, какая еще Германия — только Израиль. И, вообще, он
устал от этой службы, от тупого быдла вокруг, сегодня с этой пьянкой
спал от силы полчаса, а пить он вообще не любит, но деваться некуда,
так что пойдет он сейчас вздремнет до обеда, а не могу ли я, пока он
будет дремать, подшить ему воротничок и гладануть хебешку... Я пристально
посмотрел ему в глаза. Еврейский мальчик Вова исчез. Передо мной сидел,
хищно скалясь и готовясь к прыжку, Шерхан. Настоящий, как у Киплинга.
"Нет, Вова, у меня еще плац не метен" — сказал я, четко произнося каждое
слово. Встал и пошел, как был, без бушлата к выходу. И в спину: "Смотри,
маланец, тебе здесь жить." Ничего, Вовочка, видишь — я выжил, ничего...
Мужик едет по городу с сыном, сын видит — две собаки трахаются. Он спрашивает отца:
— Пап, что собачки делают?
— Собачки делают себе щенков!
Вечером сын заходит в спальню к родителям, а там папа маму дрючит...
Сын спрашивает:
— Пап, что ты с мамой делаешь?
— Я делаю тебе братика!
Сын подумал и говорит:
— Переверни ее, я хочу щенка, а не братика!
Танечка pассказывает подpужке, как с Вовочкой в кино ходила:
— Hет, Сарочка, ты пpикинь, всегой-то потpатился — 10 коп. на билет и 20 коп. на моpоженое! А пpетензии-то пpедъявляет: "Почему с#ськи маленькие, почему ж#па холодная!"
Hа перемене Вовочка подходит к Машке и говорит:
— Машка, идем в туалет, поиграем во взрослые игры.
Машка согласилась, пришли они в туалет, Вовочка стал сзади Машки, задрал
ей юбочку и давай ее во взрослые игры играть. Машка говорит Вовке:
— Вот ты, Вовка, пригласил меня сюда, а сам вместо того, чтобы обнять,
стал сзади, да еще и руки свои себе в карманы запхал.
Вовочка:
— Hу, конечно, я вот на прошлой перемене Ирку тра#ал, так она у меня из
карманов все фантики повытаскивала!
Сходил на встречу Выпускников , 10 лет после окончания Весь вечер в голове крутилась песня из фильма "Мери Поппинс": —Тридцать три коровы, тридцать три коровы. .
— Вовочка! -— строго говорит мать. -— Ты почему вчера не был
в школе?
— А я подарок учительнице делал.
— Какой подарок?
— А у нее вчера был день рождения. Вот я и решил — пусть
отдохнет без меня.
Учительница математики спрашивает:
— , представь себе: у тебя есть двести долларов. Пятьдесят ты отдашь Машеньке, пятьдесят — Леночке, и еще пятьдесят — Танечке. Что у тебя будет?
, мечтательно глядя в потолок:
— У меня будет такая оргия...
На уроке Вовочка спрашивает учительницу:
— Марь Иванна, назовите слово из шести букв, которым
называют полный крах и провал, вторая буква ``и``?
Учительница:
— Вон из класса!
Вовочка (выходя):
— Фиаско, Марь Иванна, фиаско.
Пpибегает Вовочка к отцу:
— Папа! Пpавда, ты не огоpчишься?
— Смотpя из-за чего.
— Да я твой кофе пpолил.
— Да ладно...
— Вот и я о том же! Hо, похоже, твой компьютеp так не думает: т.е. он тепеpь вообще не сообpажает!
...Вовочка пришел из дет.сада и рассказывает маме:
— мы утром попили кисель и пописяли...
— потом пообедали и снова пописяли...
— потом у нас был полдник, и мы снова пописяли...
Мама спрашивает: И с чего же вы так писяли
Вовочка отвечает:
— А кто из чего. Мальчики из трубочек, девочки из просто так, а Марь Иванна — из рыжей мочалки!
1 ... 245 246 247 248 249 250 251 252 253 ... 332