Свежее

— Папа, я хочу большую Барби!
— Дочь, я тоже. Мама не разрешает.

— Милый, помоги застегнуть.
— А сама что не можешь!
Жена начинает корячиться и пытаться застегнуть лифчик сама.
— Ну что ты делаешь! Кто так застегивает? Лифчик застегивать лучше спереди, а не сзади, а потом переворачивать его и накидывать бретельки на плечи.
— Дорогой, а откуда ты все это знаешь???
— Эммм, нуу как откуда. Друзья рассказывали!!!

Муж ночью вдруг страшно закричал.
— Что с тобою, дорогой? — взволнованно спрашивает супруга.
— Ведьма приснилась!
— На кого же она похожа?
— Лицом вроде бы на тебя — а нос, как у твоей матери.

Они уходят ночью или под утро. Чаще ночью. Заранее зная, что уйдут.
Некоторые не могут смириться. Они задают вопросы. Кому? Никто им не ответит. Все ответы находятся в них самих.
Я сижу в обшарпанном кожаном кресле, жмурясь на свет галогеновых ламп коридора. В воздухе пляшут невидимые пылинки и чьи-то сны, полные кошмаров.
— Ну-ка, иди отсюда, — шикает на меня дежурная медсестра Сонечка. Она хочет казаться взрослой кошкой, но пока еще котенок.
И она плачет иногда в раздевалке, я видела. Ничего, привыкнет. Они все привыкают.
Я лениво потягиваюсь и спрыгиваю на пол. Этот драный линолеум давно пора поменять.
Кажется, сегодня уйдет тот парень, который выбросился с балкона. Люди не умеют падать на лапы, у них нет хвоста. Дурачье.
Пойду, проведаю. Пусть ему не будет страшно в пути.

— Соня, где Максим?
— Он в ординаторской. Чай пьет.
— Операционную! Срочно! Готовьте плазму, большая кровопотеря. Четвертая плюс.
— Бегу, Олег Николаевич.
— Соня! Почему у нас в коридоре бродит полосатая кошка?!
— Какая кошка?
— Тут только что сидела кошка… Черт, вторая ночь без сна.
Коридор наполнился вдруг звуками – топотом ног, звяканьем металла, негромкими голосами. Из палат выглянул кто-то ходячих больных и тут же мигом шмыгнул обратно.

— Господи боже…
— Соня, перестань. Ты мешаешь, вместо того, чтобы помогать.
— Олег Николаевич, она же вся…
— Я вижу. Тампон. Соня! Не спи в операционной.
— Простите, Олег Николаевич.
— Ты как будто вчера увидела человеческое тело в разрезе.
— А меня даже хотели отчислить с первого курса. За профнепригодность. Я в морге в обморок падала.
— Уфф… Как же он ее испластал. Как свиную тушу. Максим, что с давлением?
— В пределах нормы. А кто был нападавшим, известно?
— В полиции разберутся.

— Кс-кс. Иди сюда, Мурка.
Я приветливо машу хвостом старушке из двухместной палаты, но проскальзываю мимо. Некогда, некогда. А у вас просто бессонница. Попросите потом Соню, она вас спасет маленькой розовой таблеточкой.

В реанимации всегда пахнет мышами. Не могу понять, почему. Стерильно, вымыто с хлоркой, белым-бело, но пахнет мышами. Никогда не видела на этаже ни одной мыши. Наверно, это мыши, которые едят жизни. Грызут потихоньку человека изнутри, грызут… Когда я прихожу, они затихают. Ждут, когда уйду, чтобы выйти из темных нор и приняться за свое.
Парень еще здесь, я чувствую его присутствие, но он так слаб. Хотя люди сильны. Сильнее, чем они себе в этом признаются.
Я ложусь ему в ноги и всматриваюсь в туннель, откуда за ним придут. Не бойся, я с тобой.

Спустя месяц.

— Соня, я опять видел сейчас на окне у столовой кошку. Какого хрена?
— Олег Николаевич, ну какая кошка?
— Какая, какая… Полосатая, с хвостом. Вы ее прячете, что ли, всем младшим персоналом?
— Олег Николаевич, я понятия не имею, о чем вы говорите.
— Я вас всех уволю, к такой-то матери… Что вы улыбаетесь? Через полчаса обход.

Выглядываю из-за угла столовой. Кажется, хирург ушел, можно продолжать свой обход.
Я знала таких людей по прошлым жизням. Громогласные, ворчливые, но совершенно безвредные. Помогут, попутно обложив матом. Не все понимают разницу между формой и содержанием. Лучше спасти с матом, чем столкнуть в пропасть, ласково при этом улыбаясь.

А вот о форме… В палате номер шесть лежит девушка, которую изнасиловали, изрезали ножом, а потом бросили в лесу, недалеко от дороги. Бедняга выползла к утру на железнодорожное полотно, где ее и нашли обходчики. Врачи удивлялись, как она смогла выжить. Вопреки всем законам биологии.
Я много знаю про законы биологии, а еще больше про отсутствие этих законов там, где они не нужны.
У девушки восьмая жизнь. Предпоследняя.

— Кс-кс, Кошка, — зовет меня она.
— Мрр.
— В больницах не может быть животных, — удивляется девушка. Она сидит в кресле, в дальнем тупиковом коридоре у окна, в теплом байковом халате. Кутается в него, словно мерзнет.
— Мрр.
— Какая ты пушистая. Посиди со мной, Кошка.
— Мрр.

Девушка гладит меня по спине, безучастно глядя в глухую стену, покрашенную в унылый синий цвет.
— Зря я выжила, — вдруг говорит она спокойно, словно раздумывая.
Я укладываюсь на колени, обтянутые веселой тканью в горошек, потому что надо слушать.

— Вот я читала в интернете, что умирающие видят жизнь, которая проносится перед глазами в последние минуты. А потом их затягивает в тоннель… Сияющий, как звезда или солнце. Ты слышишь?
— Мрр.
— А я видела не свою жизнь. Вернее, много не своих жизней. Сначала я вроде бы стояла по колено в ледяной бегущей воде и держала за руку маленького мальчика. А потом оступилась и выпустила его руку… Он закричал и ушел с головой под воду. А я не прыгнула за ним. Потом я видела горящий город и мечущихся людей. В каком-то из домов горел мой отец, а я не знала – в каком именно. Это было ужасно. Потом я оказалась в толпе ярко одетых женщин. Они смеялись, задирая юбки, и хватали за рукава проходящих мимо мужчин. И я тоже… смеялась. А в одном видеокадре я насыпала в суп яд. Кажется, я хотела убить своего мужа…

Эти картинки сменялись перед моими глазами, словно в детской игрушке. У меня была такая в детстве – калейдоскоп. Можно было сложить мозаику как угодно красиво. Правда, в том калейдоскопе, что мне снился, складывались только страшные узоры. И ни одного… ни одного светлого и радостного.

На мою макушку между ушами вдруг капнуло. Я потерлась головой о безучастную руку девушки, подталкивая ее носом, чтобы она меня погладила.
Девушка шмыгнула, вытирая бегущие по лицу слезы.
— Уж лучше быть кошкой, правда? – спрашивает она меня, улыбаясь сквозь слезы.

Правда. Будешь еще. Если повезет. А не повезет, так начнешь цикл заново.
Поплачь, поплачь. Я тоже когда-то плакала. Когда умирали мои дети на руках. Когда меня разрывало на части снарядом. Когда сжигали на костре, и когда убивали за преступление, которого я не совершала.
Сейчас человеческая память мне ни к чему. Да и короткая она. У нас, кошек, куда длиннее.
— Я теперь не смогу родить. Никогда. Интересно, если женщина не замужем, она сможет взять ребенка из детского дома, как думаешь?
— Мрр.

Я вижу бегущую по коридору Соню. Она ищет свою подопечную, и она сердита.
— Казанцева, вы знаете, что давно пора на вечерние уколы?
— Простите. Тут… с кошкой вот…
Сонечка воровато оглядывается и гладит меня по спине.
— Давайте мне Муську, а сами бегом в процедурную. Понятно?
Больная кивает и уходит в направлении процедурного кабинета, а медсестра берет меня на руки, подносит к груди, чешет за ухом.
— Ах ты ж… полосатая морда. Пойдем в столовую, там сегодня была творожная запеканка. Тебе оставили пару кусочков.

— Соняяяя! Опять эта кошка! Немедленно выбросите ее в окно!
— Олег Николаевич, какая кошка?
— Вы издеваетесь, да?
— Нет, я вас люблю, Олег Николаевич.

Я улепетываю по коридору в сторону столовой. У дверей старушки с бессонницей останавливаюсь, насторожив уши. Эти звуки ни с какими другими не спутать, ведь в окно палаты осторожно скребется клювом поздняя гостья — смерть.
Просачиваюсь через приоткрытую дверь в комнату, запрыгиваю на кровать. Пожилая женщина так хрупка и мала, что под тонкой шерстью одеяла совсем не ощущается ее тело.

— Привет, Мурка, — улыбается она. – А у меня что-то так сердце щемит. Хочется очень увидеть внука… А он гриппом заболел. Но мне дали его послушать по телефону. У меня такая чудная невестка. И сын золотой. Приносили вчера торт, апельсины… Хочешь колбаски?

Я слушаю холодное шуршание в окне и мурлыкаю, мурлыкаю, заглушая скрип форточки, куда протискивается костлявая лапка. Ох уж эта девятая жизнь.
Нет ничего хуже одиночества в такие минуты.
Поэтому я рядом.

Муж с женой приехали на прием. Муж, пропуская жену вперед, шепчет:
— Дорогая, у тебя на правом чулке шов перекрутился.
Жена, изящно наклонившись, незаметно исправляет оплошность и спрашивает:
— А левый в порядке?
— Конечно, милая. Он же без шва!

— Современная молодежь ужасно одевается! Например, вот этот парень.
— Это — моя дочь.
— Простите, я не знал, что вы — ее отец.
— Я не отец, я — мать.

Идут два мужика. Впереди две . Один другому и говорит:
— Смотри, вон слева моя жена, а справа-моя , и очень, я тебе скажу, неплохая .
Второй говорит:
— Да нет же, справа моя жена, а слева-моя , и действительно, я тебе скажу, очень неплохая .
Некоторое время оба молча таращатся друг на друга, а потом-хором:
— Ведь могут же, когда захотят! . .

Приходит муж домой, а жена в новом платье стоит. Муж ей и говорит:
— Опять что-то купила?
— Да ты не понимаешь, это последний "писк" моды!!!
— Что за странная эта ваша тётка-мода. Каждый год последний писк, а никак не сдохнет!!!

Два червяка сидят в навозной куче. Сын спрашивает отца:
— А хорошо жить в яблоке?
— Хорошо, сынок,— вздохнул отец.
— Папа, а хорошо жить в апельсине?
— О! Сынок, в апельсине жить прекрасно,— ответил отец-червяк и
еще сильнее вздохнул.
— Тогда скажи мне, отец, зачем мы живем в этом дерьме?
— Ну, как тебе сказать, сынокЄ Подрастешь поймешь. У каждого
своя судьба. И есть высокое слово "родина".

Перед Люцифером стоят три .
— Сколько раз ты изменяла? — спрашивает он первую.
— Двадцать три.
— , в котел ее! А ты?
— Двадцать.
— , в котел ее! А ты?
— Два..
— Два? , догнать до двадцати, и в котел ее!

Отзыв с кулинарного сайта: Готовила вкусняшки по вашим рецептам — все мои мужчины очень довольны. И только мужу не понравилось.

ХОРЕК

Тут кто-то писал про инструкцию по содержанию хорька, что если сдох – не выбрасывать пока не завоняет, возможно спит. Подтверждаю!!!
Как-то жарким летом вломило мне устроить дочке и её подружке культурный досуг. И поехали мы в зоопарк, он у нас хоть и небольшой, зато весьма уютненький. Даже «парк юрского периода» есть, динозавры правда не живые, но очень искусно сделаны.
Посмотрели рыбок, птичек, змеюк, обезьян, покатались на ослике и верблюде и двинули к хищникам. Но с ходу внимание привлекли не они, а один ипохондричный папашка с сынулей – оба очкастые и сопливые. Сперва папашке не понравилось, что у клетки медведя нет положенных метровых ограждений. Медведь нашелся что ответить – швырнул в решетку автомобильную покрышку. Потом отдышавшийся очкарик докопался до лисы – чего это она не пушистая как положено. Довод, что летом они все такие его удовлетворил частично. То же было и с песцами.
И тут он узрел хорька!!!
Хорь действительно впечатлял. Он спал на спине, трогательно поджав лапки и изящно изогнувшись. Так уютно, сладенько…
— Ну это вообще безобразие! – в очередной раз сунулся он к толстой смотрительнице, спокойно поглощавшей мороженое. – Тут же дети! А вы дохлых животных показываете!
— Он спит, — вяло сказала она.
— Да какое там спит! Он сдох! Смотрите! – и очкастый, втянув сопли, принялся колошматить по клетке.
— Не поможет, — также вяло отреагировала смотрительница, — он спит.
— Я… я… я директору пожалуюсь! В Общество защиты животных! В ООН!
Смотрительница ненавидяще посмотрела на него, подняла своё монументальное тело со стульчика, прямо сквозь решетку и не глядя сунула недоеденное мороженое медведю (тот обалдел от неожиданного подарочка) и двинулась к надоеде. Дебил хоть бы подумал, кто самый опасный хищник в этом секторе…
Она открыла клетку, сцапала хорька за шкибот и пару раз бережно стукнула по голове. Хорек открыл сонные глазки и улыбнулся во всю пасть, впрочем, продолжая висеть как тряпка.
— На!!! Смотри!! Кто тут дохлый? Это может ты мертворожденный?
Тетка усердно совала хоря в лицо интеллигенту.
Тот пятился не замечая вывалившихся соплей.
Хорек продолжал висеть и лыбиться.

Идиллию нарушила дочкина подруга:
— Тётя! А раз он всё равно спит, можно его в руки взять и сфотографироватся?
— Вот! – рявкнула она очкарику (медведи притихли) – Не перевелись ещё нормальные люди!!! Конечно, деточка, пойдем, я покажу где лучше…

Решила как то раз теща проверить, любят ли ее затья.
Приходит к старшему зятю. Кидается в пруд возле его дома и орет "Спасите! Тону!". Зать подорвался, выбежал из дома, спас тещу. На следующий день просыпается, у двери стоит жигули с надписью "Любимому зятю от любимой тещи".
Пошла теща к среднему зяту... То же самое.
Пошла теща к младшему зяту, кинулась в пруд. Кричит "Тону! Тону". Зять поржал и пошел спать. Просыпается, выходит на улицу и видит новенький мэрс с надписью "Любимому зятю от любимого тестя".

-... Ты у своей жены месячные смотришь?
— ?!
—А моя — мне всегда показывает...
— Вы что, наверное, извращенцы какие-то новые?!..
— Да нет, нормальные люди: она — бухгалтер, я — ревизор...

— Неудобно?! Да что ты знаешь о неудобстве?! Вот я однажды жену в постели
Олегом назвал.... . , вот это было неудобно!

Сидят перед камином двое эстонцев — отец и сын. Где-то через час неподвижного сидения отец, не отрывая глаз от камина, говорит сыну:
— Фыйти, посмотри, не итет ли тошть.
Сын, также не отрываясь от камина, отвечает:
— Ты лучше кликни со тфора сопаку и посмотри, мокрая ли она.

Как говорит тетя Циля:
— Настоящую никаким мужем не испортишь...

— Если уж жениться, так брать красивую женщину и отличную кухарку!
— Но это же двоеженство!

Муж застает жену в постели с любовником. Жена оправившись от шока:
— Так ты будешь верить своим бесстыжим глазам или любимой жене?

Пока я брился в ванной, жена у меня что-то спросила, сама себе ответила, сама с собой поругалась — и из ванной я вышел разведенным человеком.