Штирлиц выкрал у Бормана важные бумаги и пошел фотографировать их в туалет. Вдруг в унитазе возникает Борман: — Штирлиц, вы окружены. Со мной тысяча солдат. — А со мной техника, — сказал Штирлиц, дергая веревку.
Штирлиц долго смотрел вслед медленно удаляющемуся в сторону швейцарской границы пастору — тот еле передвигал ноги. "Бедняга явно никогда раньше не стоял на лыжах" — подумал он. Стоял июль 1944 года. До конца войны оставалось меньше года.
Штирлиц наслюнявил карандаш и вывел на бумаге: — Здравствуй, Оксана! "Нет,— подумал разведчик,— не так". Он тут же смял бумажку и съел. — Здравствуй, Юля! "Опять не то",— подумал Штирлиц, съедая вторую бумажку. — Здравствуй, Ира! "Черт, совсем память отшибло — как же ее звали? — Штирлиц съел и эту бумажку.— Ну вот, по крайней мере, теперь я сыт". — Вы знаете,— сказал Штирлиц связному,— рисковать не будем. Передайте моей жене все на словах. Скажите, мол, я люблю ее, жду-недождусь встречи с ней, ну, и все такое прочее...
Штирлиц и Мюллер долго сидели в кабаке и о чем-то тихо разговаривали. Наконец Мюллер встал и сказал: — Пошли отсюда на х#й, Штирлиц! — Вы плохо знаете Отсюда, группенфюрер, — возразил Штирлиц. — Его так просто на х#й не пошлешь.