Гестаповцы пытали Штирлица уже две недели. Разведчик упорно молчал.
"Посмотрите в глазок, чем он занимается в камере после пыток", — Мюллер решил использовать последний шанс. Он не ошибся. Через час на его столе появился письменный отчет об увиденном:
— Обхватив голову руками, Штирлиц сначала упал на кровать, а потом вскочил и начал биться головой об стенку со словами: "Вот тебе девочки! Вот тебе рестораны! Шифры надо было учить! Явки запоминать!"

Как-то весь рейстаг уехал на сбор картошки Штирлиц конечно не поехал после разговора с Мюллером. Штирлицу прищлось писать объяснительную — Я, пишет Штирлиц, — подполковник КГБ Исаев.
А Мюллер, читая его объяснительную, улыбаясь говорит:
— Что только люди не придумают лишь бы на картошку не поехать.

Как прекрасны мгновения весны! — воскликнул Штирлиц, семнадцатый раз слезая с Кэт.

Из подвала Кэт увидела, что Штирлиц вышел на дорогу и начал стрелять.
— И мне одну стрельни! — крикнула она.

Из всех врачей Штирлиц уважал только стоматологов. Потому что только они помогали ему держать язык за зубами.

Идя по коридору РСХА 23 февраля, Штирлиц встретил по дороге Бормана с гармошкой и в тельняшке.
— Спасибо старшему товарищу, — подумал Штирлиц, — если бы не он я бы и не вспомнил, что сегодня не только день Советской Армии, но и военно— морского флота.

Как-то раз, проезжая на машине мимо зимнего леса, Штирлиц заметил людей, передвигавшихся с помощью деревянных полозьев и палок.
"Лыжники!" — подумал Штирлиц, и тут же себя похвалил: "Ай да Штирлиц, ай да с%кин сын!".

Когда Штирлицу хотелось попить пивка-он шёл в кабак "Мехико", где каждый столик прослушивался гестапо, находил микрофон и орал: "Мюллер-козёл!!!" Через пять минут приезжал Мюллер, поил Штирлица пивом, совал ему в сотый раз партбилет под нос и шептал:
— Максимыч, сколько раз тебе говорить — не Козёл, а КОзел, Иван Петрович...

Мюллер говорит Штирлицу:
— Штирлиц, а вы помните, где мы с вами были в 37-м году?
— Как же, помню. В Испании.
— А помните, где мы с вами были в 29-м?
— Помню. На КВЖД.
— Штирлиц, а вы помните, где мы с вами были в 18-м?
— Василий Иваныч?!
— Точно, Петька.

Мюллер внимательно посмотрел на Штирлица и сказал:
— Штирлиц, мы вчера за вами следили, — вы русский, теперь мы это знаем наверняка.
Штирлиц неторопливо засунул руку в карман и подумал:
— Это конец, а где же пистолет?..

Кэт и Штирлиц сели в машину. Штирлиц сказал:
— Трогай!
Кэт потрогала:
— Ого!

Крики Мюллера из горящего танка:
— Вываливайте наружу! Быстро!!!... А Вас, Штирлиц, я попрошу остаться...

Мюллер продолжал орать на Штирлица уже два часа подряд:
— Штирлиц, вы п╧дарас, конченная сволочь, бешенная бл╧дь из-под забора, предатель, м╧дак и русский шпион.
— А вот за шпиона ты мне ответишь, — обиделся разведчик Штирлиц и пошёл домой.

Мюллер последний раз дернулся и замер в луже крови...
— Пусть думают, что задохнулся, — решил Штирлиц и кинул окровавленный топор далеко в кусты...

Мюллер знал, что русские, размешав сахар, оставляют ложку в стакане. Пытаясь разоблачить Штирлица, Мюллер наблюдал за ним в кафе. Штирлиц взял стакан с чаем, размешал сахар, вынул ложечку, положил ее на блюдце и показал Мюллеру язык, а затем начал пить чай, по привычке придерживая несуществующую ложку.

Мюллер зашел в свой кабинет и увидел Штирлица, стоящего рядом с открытым сейфом.
— Штирлиц, что вы делаете в моем кабинете?!— подозрительно спросил Мюллер.
— Жду трамвай,— спокойно ответил Штирлиц.
Успокоенный Мюллер вышел из кабинета, но идя по коридору, подумал: "Какой, к черту, трамвай в моем кабинете??", и вернулся.
Штирлица в кабинете не было.
— Уехал уже,— подумал Мюллер.

Мюллер застал Штирлица за чтением "Правды". "Политикой интересуется", — подумал Мюллер.

Подходит Мюллер к Борману...
— Борман, а вы знаете, что Штирлиц — русский шпион?
Борман (ласково так):
— Да бог с ним, вы лучше послушайте, какую я песню сочинил: "Мила-ая моя, ..."

Обычно, 23 февраля, Штирлиц одевал косоворотку и выпив бутылку водки садился играть на гармошке. Однако на этот раз он отправился в один из берлинских пивняков и, построив находившихся там гестаповцев, заставил их маршировать, распевая революционные песни. Лишь придя домой он понял, как был близок к провалу в этот день.

Обнимая Кет, у Штирлица закружилась головка.
— Еще, еще — застонала Кет.