Подарок для папы
Когда ты ребёнок — это открытия каждый день. Когда ты городской ребёнок
— это центральное отопление, завтрак на утренней кухне под рассеянным
взглядом непроснувшейся ещё мамы, теплые носки, нагретые на батарее в
ванной, сизый свет от фонарей на заснеженной дорожке, ведущей в школу.
Пока идёшь в школу, вспоминаешь лето в деревне. "Скрип-скрип", — говорит
снег под ногами. А ты прокручиваешь, как мчался на велике по пыльной
дороге, вниз, туда, где озеро и лягушки. И боялся свалиться, потому что
разогнался. Как давно это было, ужас! Целых пять месяцев назад, а ты всё
ещё помнишь, как пахнет свежескошенная трава и как в кружке парного
молока плавали соломинки. Как долго тянется время, ну что ты будешь
делать! Ещё только пятый класс и тебе ещё учиться столько лет, что
представить страшно. Нет, дождаться момента, когда ты станешь взрослым,
решительно невозможно. Как только родители дождались, как вытерпели?!
Одно радует — они всё же вытерпели, значит, и у тебя получится. Ну да,
это ждать, пока вырастешь — долго, а путь в школу быстрый, вот она,
зараза, стоит и светится окнами. А первым уроком этот проклятый инглиш,
ху из он дьюти тудей, ну просто каторга!
— Знаешь, Мишка не просто хулиган, а хулиган сознательный! — расстроенно
говорит мама папе вечером.
— Ну, что он опять? — говорит папа, закрывая дверь в кухню. Родительские
разговоры о воспитании Мишки Мишке слушать не положено. Но Мишка
крадётся в коридор и там, втиснувшись в угол, замирает, будто суслик -
столбиком. Дверь на кухню приоткрыта, так что Мишке почти всё слышно.
— Я не говорю про то, что учится он только из-под палки, наверное, все
мальчишки такие, — говорит мама, — но ведь он совершенно не слушается!
Ругаться с ним я не умею, рявкать на него мне жалко, а слов, слов,
обычных слов он не слышит! Вещи валяются кучей, в комнате бардак,
умываться не загонишь, так ещё и хамит! Сказал мне сегодня после школы
"Много ты понимаешь, нашлась тут!" — и дверь перед носом закрыл. Как
тебе это?!
Отец, крякнув, закуривает и кричит "Михаил! Иди сюда!". Мишка вздыхает и
медленно идёт пред светлые отцовские очи, шаркая тапками по линолеуму.
— Чо? — говорит Мишка, просунув голову в дверь.
— Не "чо", а что, — хмуро поправляет папа, — И будь любезен, дай нам с
мамой посмотреть не только на твою физиономию, но и на остального тебя.
Проходи целиком, давай-давай!
Мишка идёт на середину кухни и встаёт перед родителями, повесив голову.
После головомойки Мишка сидит в своей комнате и представляет, как уедет
работать полярником, — а что? Сбежит, доберётся на поезде, уговорит
проводников, скажет, что сирота — и всё, и эти никогда не узнают, куда
пропал их сын! Вот тогда они вспомнят, как были к нему жестоки!
"Разгильдяй!". "Ты почему в глаза не смотришь, что, сам понимаешь, что
это гадко — маме хамить, да?". Хамить! Да если бы он решил хамить, мама
бы в обморок упала! Подумаешь, ну, сказал "нашлась тут" — и чего? Она же
как банный лист! Знали бы они, какие он знает слова, чтобы нахамить -
уши бы в трубочку свернулись! Мишка сидит, распаляясь, кончик Мишкиного
носа краснеет от жалости к себе и несправедливости родителей — и в конце
концов предательская слеза таки капает на коленку будущего полярника.
Папа заходит вечером, пожелать Мишке спокойной ночи. Мишка лежит, гордо
отвернувшись к стене.
— Мишук! — говорит папа, — Ты получил за дело, дружище. И ты это
понимаешь, потому что ты умный и справедливый.
Мишка лежит, не поворачиваясь, но отчаянно желая, чтобы отец его обнял.
— Мишук! — папа треплет его волосы, — Давай мириться? Только серьёзно,
по-мужски, прошу тебя — не обижай нашу маму. Она девочка, её стыдно
обижать. Ты ведь взрослый парень, должен понимать, а, Мишук?
Мишка поворачивается к папе, садится на кровати и обнимает отца. Тот
смеётся и колет его своей бородой, заграбастав Мишкино щуплое тельце в
свои ручищи.
— Пап! — говорит Мишка, — У тебя ведь скоро день рождения?
— Через две недели с хвостиком, — отвечает отец.
— Можно, я тебе сейчас подарок подарю? Можно? — и Мишка заглядывает в
смеющиеся отцовские глаза.
— Тащи! — соглашается отец, которому тоже вечно не хватает терпения
дождаться праздничной даты.
На дворе ночь. Мишкины родители сидят на кухне и пьют чай.
— Надо же, будто в лето вернулись, — говорит мама, прихлёбывая душистый
чай из кружки.
— Он у нас с тобой хороший, — говорит папа, — Балбес, конечно, но
хороший парень растёт, понимаешь?
— Понимаю, — отвечает мама и смотрит, улыбаясь, на коробку из-под обуви.
В коробке — мята, душица, зверобой, мелисса, смородина, листья вишни -
всё то, что Мишка с дедом собрал в деревне летом, зная, как папа любит
такой вот чай. Коробка оклеена бумагой, а на ней написано фломастером,
крупно, Мишкиной рукой — "Чай для папы"
(C)prosvetj:
Когда ты ребёнок — это открытия каждый день. Когда ты городской ребёнок
— это центральное отопление, завтрак на утренней кухне под рассеянным
взглядом непроснувшейся ещё мамы, теплые носки, нагретые на батарее в
ванной, сизый свет от фонарей на заснеженной дорожке, ведущей в школу.
Пока идёшь в школу, вспоминаешь лето в деревне. "Скрип-скрип", — говорит
снег под ногами. А ты прокручиваешь, как мчался на велике по пыльной
дороге, вниз, туда, где озеро и лягушки. И боялся свалиться, потому что
разогнался. Как давно это было, ужас! Целых пять месяцев назад, а ты всё
ещё помнишь, как пахнет свежескошенная трава и как в кружке парного
молока плавали соломинки. Как долго тянется время, ну что ты будешь
делать! Ещё только пятый класс и тебе ещё учиться столько лет, что
представить страшно. Нет, дождаться момента, когда ты станешь взрослым,
решительно невозможно. Как только родители дождались, как вытерпели?!
Одно радует — они всё же вытерпели, значит, и у тебя получится. Ну да,
это ждать, пока вырастешь — долго, а путь в школу быстрый, вот она,
зараза, стоит и светится окнами. А первым уроком этот проклятый инглиш,
ху из он дьюти тудей, ну просто каторга!
— Знаешь, Мишка не просто хулиган, а хулиган сознательный! — расстроенно
говорит мама папе вечером.
— Ну, что он опять? — говорит папа, закрывая дверь в кухню. Родительские
разговоры о воспитании Мишки Мишке слушать не положено. Но Мишка
крадётся в коридор и там, втиснувшись в угол, замирает, будто суслик -
столбиком. Дверь на кухню приоткрыта, так что Мишке почти всё слышно.
— Я не говорю про то, что учится он только из-под палки, наверное, все
мальчишки такие, — говорит мама, — но ведь он совершенно не слушается!
Ругаться с ним я не умею, рявкать на него мне жалко, а слов, слов,
обычных слов он не слышит! Вещи валяются кучей, в комнате бардак,
умываться не загонишь, так ещё и хамит! Сказал мне сегодня после школы
"Много ты понимаешь, нашлась тут!" — и дверь перед носом закрыл. Как
тебе это?!
Отец, крякнув, закуривает и кричит "Михаил! Иди сюда!". Мишка вздыхает и
медленно идёт пред светлые отцовские очи, шаркая тапками по линолеуму.
— Чо? — говорит Мишка, просунув голову в дверь.
— Не "чо", а что, — хмуро поправляет папа, — И будь любезен, дай нам с
мамой посмотреть не только на твою физиономию, но и на остального тебя.
Проходи целиком, давай-давай!
Мишка идёт на середину кухни и встаёт перед родителями, повесив голову.
После головомойки Мишка сидит в своей комнате и представляет, как уедет
работать полярником, — а что? Сбежит, доберётся на поезде, уговорит
проводников, скажет, что сирота — и всё, и эти никогда не узнают, куда
пропал их сын! Вот тогда они вспомнят, как были к нему жестоки!
"Разгильдяй!". "Ты почему в глаза не смотришь, что, сам понимаешь, что
это гадко — маме хамить, да?". Хамить! Да если бы он решил хамить, мама
бы в обморок упала! Подумаешь, ну, сказал "нашлась тут" — и чего? Она же
как банный лист! Знали бы они, какие он знает слова, чтобы нахамить -
уши бы в трубочку свернулись! Мишка сидит, распаляясь, кончик Мишкиного
носа краснеет от жалости к себе и несправедливости родителей — и в конце
концов предательская слеза таки капает на коленку будущего полярника.
Папа заходит вечером, пожелать Мишке спокойной ночи. Мишка лежит, гордо
отвернувшись к стене.
— Мишук! — говорит папа, — Ты получил за дело, дружище. И ты это
понимаешь, потому что ты умный и справедливый.
Мишка лежит, не поворачиваясь, но отчаянно желая, чтобы отец его обнял.
— Мишук! — папа треплет его волосы, — Давай мириться? Только серьёзно,
по-мужски, прошу тебя — не обижай нашу маму. Она девочка, её стыдно
обижать. Ты ведь взрослый парень, должен понимать, а, Мишук?
Мишка поворачивается к папе, садится на кровати и обнимает отца. Тот
смеётся и колет его своей бородой, заграбастав Мишкино щуплое тельце в
свои ручищи.
— Пап! — говорит Мишка, — У тебя ведь скоро день рождения?
— Через две недели с хвостиком, — отвечает отец.
— Можно, я тебе сейчас подарок подарю? Можно? — и Мишка заглядывает в
смеющиеся отцовские глаза.
— Тащи! — соглашается отец, которому тоже вечно не хватает терпения
дождаться праздничной даты.
На дворе ночь. Мишкины родители сидят на кухне и пьют чай.
— Надо же, будто в лето вернулись, — говорит мама, прихлёбывая душистый
чай из кружки.
— Он у нас с тобой хороший, — говорит папа, — Балбес, конечно, но
хороший парень растёт, понимаешь?
— Понимаю, — отвечает мама и смотрит, улыбаясь, на коробку из-под обуви.
В коробке — мята, душица, зверобой, мелисса, смородина, листья вишни -
всё то, что Мишка с дедом собрал в деревне летом, зная, как папа любит
такой вот чай. Коробка оклеена бумагой, а на ней написано фломастером,
крупно, Мишкиной рукой — "Чай для папы"
(C)prosvetj:
